Новгородская альтернатива
Этой осенью празднуется 1150-летие Великого Новгорода. Практически каждый год в России отмечается юбилей какого-нибудь города. Но Новгород — город особенный. Особое место он занимал в русской истории. И особое место он занимает в российской идентичности. Президент Медведев на праздничных торжествах в Новгороде ударяет в колокол, отлитый по случаю юбилея. Имеет ли этот новодел какое-то отношение к колоколу новгородского веча?
Другими словами, есть ли какая-то связь между современной российской демократией, которая строится в пределах самого большого обломка Советского Союза, и вечевой демократией Великого Новгорода? Разумеется, связь не прямая, а символическая. Любое государство выстраивает свою идентичность путём отсылок к прошлому. Может ли российское государство включить Новгород в реестр своих символических топосов, событий, героев — тех узловых точек, через которые проводится линия «исторической преемственности» с «древнейших времён до наших дней»?
Спикер Борис Грызлов считает, что может. 19 сентября, выступая в Новгороде на торжественном митинге, он перебросил мостик между Российской Федерацией и Новгородом. «Средневековый Великий Новгород был республикой, здесь проходили выборы, существовало разделение властей. Это исторические традиции российской демократии. Здесь — истоки нашей политической системы. Сегодня демократические традиции России продолжаются и развиваются», — подчеркнул председатель Госдумы.
Но тут и возникают вопросы. Разве не внушается нам со школьной скамьи, что «истоки нашей политической системы» следует искать в деятельности московских князей? Иван Калита, Дмитрий Донской, Василий I, Иван III — вот они, «собиратели земель русских», твёрдою рукой подчинившие непокорные земли и города Москве и заложившие фундамент будущей российской государственности. Все, кто противился им в этом, — в лучшем случае недальновидные и своекорыстные люди, не сумевшие разглядеть необходимость объединения вокруг Москвы, поэтому нет ничего плохого в том, что их одним за другим покоряла московская рать и московская дипломатия.
Одними из тех, кого «собрали» в Московское государство, были новгородцы. «Относительно собирания Руси самым важным деянием Ивана III было присоединение Великого Новгорода со всеми его обширными владениями», — пишет Д.И. Иловайский.
Битва на реке Шелони в 1471 году (в ней решающее значение сыграла татарская конница, зашедшая в тыл новгородскому ополчению) фактически поставила точку в вековом противостоянии московских князей и свободного города, не желавшего расставаться со своими вольностями и территориями. Правда, разбив новгородцев, Иван III, видимо под впечатлением от их ожесточённого сопротивления, отложил окончательное упразднение новгородских свобод.
Но уже через семь лет Иван III нашёл предлог снова выступить против Новгорода. В грамоте, якобы посланной от имени веча, великого князя именовали не традиционным «господин», но обращались к нему по новому московскому обычаю «государь». Иван тогда велел спросить: «Какого государства хотят новгородцы»? Выяснилось, однако, что вече не уполномочивало посылать такой грамоты и никакого «государства» оно над собой не хочет. Великий князь собрался в поход и осадил Новгород. Новгородским послам, пришедшим с повинной в стоянку князя на Паозерье, было сказано: «Если вы винитесь и спрашиваете, какому нашему государству быть в нашей отчине Великом Новгороде, то мы хотим в нём же такого государства, какое у нас на Москве». В итоге осаждённые новгородцы, поначалу пытавшиеся ограничить князя хоть какими-то условиями (например, не вступаться в боярские вотчины), согласились на условия князя и признали его самодержавную власть. Вече было упразднено. Вечевой колокол по приказу Ивана III вывезли в Москву. «Собирание Руси» на этом было практически завершено.
Конец Новгорода в 1478 году стал подлинным началом России, «такого государства, какое у нас на Москве». Медведев на юбилейных торжествах провозгласил: «Вся история Великого Новгорода — это история становления российской государственности, доселе невиданной демократической традиции...» С такой формулировкой сложно согласиться. Дело обстоит как раз наоборот. История становления российской государственности — это история постепенного упадка Новгорода как вольного торгового города, постепенного уничтожения новгородских свобод в области административной, церковной, финансовой, окончательно упразднённых при Иване III, и уничтожения самих новгородцев (истреблённых опричниками внука Ивана III).
Самодержавная Москва набирала силу, демократический Новгород слабел. В это время действительно было изобретено много «доселе невиданных «демократических» традиций», которые затем систематически стали практиковаться российским государством. Так, Иван III депортировал из покорённого Новгорода множество бояр: «Многие из сосланных умерли на дороге, оставшихся расселили по разным городам Московской земли, а вместо них в Новгородскую землю посылали для поселения москвичей», — пишет Н.И. Костомаров. Ничего не напоминает из последующей истории?..
«Так добил московский государь Новгород, — продолжает Костомаров, — и почти стёр с лица земли отдельную северную народность. Большая часть народа по волостям была вырублена во время двух опустошительных походов. Весь город выселен». Вот оно, торжество «доселе невиданных демократических традиций» и становление российской государственности, которое наш президент решил связать с историей Новгорода.
Идеолог этой самой российской государственности Н.М. Карамзин, в отличие от мятежного родоначальника украинского национального движения Костомарова, конечно, по-другому описывал торжество Москвы. «Не грозный чужеземный завоеватель, но великий государь русский победил русских: любовь отца-монарха сияла в очах его».
Но с «русскостью» отца-монарха дело обстояло примерно так же, как с «любовью в очах его». На место северного Новгорода пришла «евразийская» Москва. Москва, которая укрепилась благодаря тому, что её князья добились права собирать дань Орде (ещё Александр Невский, отец первого московского князя, жестоко подавил бунт новгородцев против монгольских переписчиков и заставил их платить дань). Пришла Москва, которая использовала монгольских союзников, чтобы уничтожать конкурентов (так она расправилась с Тверью). Москва, во множестве принимавшая на службу монгольских князей, ставшая фактически «филиалом» Орды. Так, мятежный Василий Шемяка укорял московского князя Василия II: «Зачем привёл татар на русскую землю и надавал им города и волости в кормление?» Кстати, потерпевший поражение Шемяка потом нашёл убежище именно в Новгороде. Новгород в то время был этаким Лондоном, в нём могли найти приют практически все князья-«диссиденты», не поладившие с Москвой.
Надо понять: не получится одновременно наследовать у Москвы и у Великого Новгорода. Вот у Москвы и Орды одновременно наследовать получается очень даже: и нет ничего нелогичного в том, что сейчас в фаворе евразийская идеология в духе Л. Гумилёва и Н.Трубецкого. Так что тот колокол-новодел, в который звонил Дмитрий Медведев, ничего общего с колоколом вечевым не имеет. Это всё тот же московский колокол, только на новгородской земле. У Ивана III в Москве тоже было много колоколов, только, созывая холопов падать в ноги великому князю, они звонили совсем не так, как звонил новгородский колокол, созывая на вече свободных людей…
Новгород действительно занимает особое место в нашей истории. Как писал замечательный историк-эмигрант Г.П. Федотов, «Новгород не курьёзный нарост на русской жизни, но наиболее русское в ней явленье, наиболее чистое от татарской примеси, и с тем, как будто, таившее в себе возможности будущего свободного и культурного развития». Эти возможности остались неиспользованными. Не стоит заниматься самообманом: в нашей истории новгородская (европейская, а не евразийская) альтернатива так и не была реализована. «Демократические традиции на постсоветском пространстве» ведут отчёт не с Новгорода, а с Московского (Российского) государства: в лучшем случае они продолжают традиции императорской Думы, в худшем — пленумы ЦК КПСС.
Кому-то могут показаться излишними и неактуальными подобные рассуждения о «далёкой старине». Но это не только «старина» и «исторические подробности», в которые мы здесь и не стали входить. Это спор о современности, о нашей идентичности. Идентичность выстраивается каждый день, с каждым школьным уроком и с каждым новым поколением. Она кристаллизуется вокруг определённых символов. А Новгород на фоне этих символов выглядит ненужным, он вынесен за скобки и воспринимается в качестве тупикового ответвления от магистрального пути развития российской государственности. Новгородская альтернатива не была реализована в истории — и она всё ещё остаётся невостребованной в плане национального самосознания. Вечевой колокол молчит — звонят колокола Ивана Великого. Что будет дальше — зависит от нас: продолжим ли мы идентифицировать себя с московскими князьями и «таким государством, какое на Москве», или в наших сердцах зазвучит колокол новгородского веча.