В воскресенье, 29 ноября, на референдуме, инициированном Швейцарской народной партией, 57% граждан Швейцарии сказали нет минаретам. В Швейцарии построено около двухсот мечетей, четыре из них имеют минареты. Швейцарцы решили, что этого вполне достаточно. Из 26 кантонов только в четырёх (Женева, Во, Невшатель и Базель-Штадт) запрет не одобрили. В остальных же проголосовали за. А в кантоне Аппенцелль-Иннерроден, самом маленьком по численности населения, за запрет высказался аж 71% проголосовавших.

Народный суверенитет напоролся на минареты

Многих в Европе удивило, что градостроительные вопросы решаются на всенародном референдуме, а не в мэрии или, если уж на то пошло, профессиональными политиками в парламенте. «Такие серьёзные вещи, которые затрагивают вопросы религии, обязаны регулировать те политики, за которых мы голосуем на выборах. Я, например, убеждён в том, что большинство швейцарцев даже и не поняли, что именно у них спрашивали», — считает французский журналист Бернар Жозе. Так в Европе сейчас недоумевают многие. Швейцарский референдум поставил общественность в тупик: если бы решение о запрете принимали конкретные политики и конкретные фракции в парламенте, то именно на них можно было бы свалить всю вину. Но не будешь же обвинять в недостатке толерантности целый народ. Конечно, можно предположить вслед за Бернаром Жозе, что глупые простые граждане Швейцарии просто не поняли, о чём же их спрашивали, но тем самым мы подорвём всякие основания демократии. Если глупый народ ничего не понимает, то, может быть, без него вообще проще обойтись — пусть все решения принимает избранный круг политкорректных мудрецов-экспертов-политиков? Это предлагал Платон, ненавидевший демократический строй в Афинах.

Афины тут упомянуты не случайно. Швейцария из всех европейских стран стоит ближе всего к опыту афинской демократии. Помимо представительной демократии (выборы в парламент), важнейшим компонентом политической системы в Швейцарии является прямая демократия. Если афинские граждане осуществляли прямую демократию, собравшись на агоре, то швейцарцы осуществляют её путём голосования на референдумах. Более 500 референдумов было проведено в Швейцарии за последние 150 лет. На них принимают поправки в конституцию, одобряют (или отвергают) принятые парламентом законы, утверждают (или отбрасывают) международные соглашения. Последний референдум о запрете минаретов нельзя воспринимать вне контекста этого многолетнего опыта прямой, подлинно народной демократии, когда важнейшие решения принимаются не профессиональными политиками, а народом.

Поэтому на повестке дня стоит не только отношение к исламу. От того, к чему придёт европейская общественность, обсуждая результаты швейцарского референдума, зависит и судьба фундаментального представления о народном, национальном суверенитете.

Реакция Европы оказалась неоднозначной. Умеренные политики, не говоря уже о левых, резко осудили итоги референдума. Крайне правые, напротив, приветствовали решение швейцарцев и даже заявили о намерении инициировать аналогичный референдум в своих странах — в Дании, в Нидерландах. Не исключил возможности проведения подобного референдума в Италии и министр МВД этой страны Роберто Марони.

Конфликт цивилизаций?

Вслед за крайне правыми возникает желание всё свести к конфликту цивилизаций. Мусульмане пришли в Европу не сегодня и не вчера. Они рвутся в неё столетиями. Европа не раз мечом отстаивала своё право быть свободной от минаретов. Референдум в Швейцарии — величина исчезающе малая по сравнению с тем, что было между европейцами и мусульманами в истории. В начале VIII века мусульмане стремительно завоевали Пиренейский полуостров, перевалили через горы и ринулись на территорию нынешней Франции. Франки смогли остановить их в решающей битве при реке Тур в 732 году. Битва при Пуатье — одно из ключевых событий европейской истории, без которого не было бы и Европы.

В 1453 году турки-османы взяли Константинополь. В 1683 году они уже стояли под Веной. Там опять решалась судьба Европы.

Многосотлетняя история конфликта ислама и Европы — это соревнование вооружений, мировоззрений, политических систем, непрерывная череда ударов и контрударов. Крестовые походы, взятие и падение Иерусалима, Реконкиста, когда миля за милей Пиренейский полуостров отвоёвывали у мавров… — в итоге европейская цивилизация, казалось бы, решительно и бесповоротно победила. В конце XIX века Британская и Французская империи подчинили себе практически всё мусульманское население земли — на Ближнем Востоке, в Африке, в Азии. «Белые мистеры» командовали арабами и неграми. Европейские путешественники с брезгливым любопытством рассматривали диковинки мусульманского мира, как сейчас ребёнок в зоопарке рассматривает неподвижного удава за толстым стеклом. «Это странное вечно сонное дикое нечто раз и навсегда поставлено в нужные рамки и никогда не сможет прыгнуть на цивилизованных людей». Поражает — с интонациями неверия писали об исламе как об архаичном бессмысленном пережитке в конце XIX века. Всем казалось очевидным, что Европа победила раз и навсегда.

Но уже через каких-нибудь полвека гигантский французский воинский контингент удирал от горстки алжирских повстанцев. Антиколониальные революции, растущая потребность в нефти и растущая цена на неё, падающая рождаемость белых и демографический взрыв цветных — и теперь уже совсем неочевидно, за кем останется победа.

Швейцария никогда не имела колоний, в отличие от Франции или Британии. Но это не спасло её от наплыва мусульман. В Швейцарии их живёт более 400 тысяч, в основном это выходцы их бывшей Югославии и Турции. Швейцарцам удалось провести референдум потому, что они всё ещё составляют большинство в своей стране. Через пару десятилетий ситуация может быть совсем другой. Удав сожмёт кольца. И Европа, которая при Карле Великом и трёхпольном земледелии сумела отстоять свою свободу от минаретов, покроется ими в век сверхскоростных компьютеров и спутниковой связи.

Ислам, христианство и секуляризм

Но сводить всё к «войне цивилизаций», к «ползучей исламизации» было бы сильным упрощением. В истории никогда не фигурировали только два действующих лица — мусульманский Восток и христианская Европа. Всё было гораздо сложнее. О единой христианской Европе можно условно говорить разве что до Реформации, когда христианские государи, несмотря на все споры феодалов между собой, осознавали себя как единую католическую цивилизацию. Да и то порой императоры ненавидели пап отнюдь не меньше, чем Ричард Львиное Сердце ненавидел Саладина, при этом почитая его как рыцаря. Того же Саладина Данте, сочиняя «Божественную комедию», поместил в лимб и избавил от адских мук. А вот императору Фридриху II, боровшемуся с папской властью и при этом участнику Крестовых походов, он отвёл нечистоты и пылающий огонь. Христианская цивилизация, говорите?

Протестанты ненавидели папистов куда больше, чем мусульман. Не стоит забывать, что католическую Вену в 1683 году вместе с османами осаждали венгры-протестанты.

Или вот православной России христианская европейская цивилизация боялась даже больше, чем мусульманской Османской империи. Вспомним хотя бы, как началась Крымская война. Европейские державы в XIX веке всячески пытались отсрочить падение Османской империи. И во многом Первая мировая война началась именно из-за того, что османы ушли с Балкан и новые национальные государства на Балканах окончательно разрушили европейский баланс сил.

Так что история едва ли может быть сведена к банальному столкновению цивилизаций. Надо понимать, что наряду с исламским фактором существовало множество других, которые во многом и предопределяли поведение Европы по отношению к мусульманам. Реформация, угроза со стороны России, национальный вопрос — вот далеко не полный список этих факторов, сменявших друг друга в исторической перспективе.

Если говорить о сегодняшнем дне, то таким фактором является секуляризм. Все споры об исламе в конце концов зависят не от отношения к исламу как таковому, а от того, как мы понимаем секулярный характер современного европейского общества. Оскар Фрейзингер, депутат швейцарского парламента, сказал на днях в передаче, организованной европейским представительством канала «Аль-Джазира», что вопрос о минаретах — это не вопрос о христианстве и исламе, а о том, вписывается ли ислам в правовую систему светского общества. Дискуссии о праве носить хиджаб во французских школах — явления того же порядка.

Минареты запрещают (а колокольни — нет) не из ненависти к исламу, а из опасений за светские ценности. Христиане в Европе по большей части смогли адаптироваться к секулярному миропорядку (может быть, потому, что он в глубине своей соответствует сути христианства?), но смогут ли к нему адаптироваться мусульмане? Готовы ли они отказаться от фундаменталистских претензий и вести себя как какие-нибудь англикане? Вот вопрос, который терзает Европу.

Опять-таки, именно от мусульманских диаспор во многом зависит судьба религии в целом. Если они не захотят отказаться от своего фундаментализма, то и христиане в ответ могут к нему вернуться (вспомним религиозные войны — католики или анабаптисты тогда были не менее радикальны, чем нынешние ваххабиты). Ислам опасен не столько сам по себе, сколько потому, что он способен нарушить хрупкий баланс светского и религиозного, найти который европейцам стоило много крови.

В связи с этим христиане стоят перед выбором: или встать на сторону секулярного, признав в нём своё родное, или же встать на сторону мусульман против секулярного. Ватикан, кстати, осудил запрет минаретов.


В связи с этим любопытно процитировать и православных : «По словам настоятеля прихода РПЦ в Страсбурге игумена Филарета, европейцев так шокирует приверженность мусульман нормам своей религии, потому что они уже давно не столь педантичны в соблюдении христианских: «Не только ислам, но и христианство утверждает необходимость следовать определённым правилам во всех сферах жизни». Это и порождает иллюзию, что ислам — воинственная религия. По словам отца Филарета, желание соблюдать обряды и жить по канонам как раз и приводит к созданию общин — ведь «светская жизнь не позволяет соблюдать всё в полной мере».

Как видим, многие христиане оказываются на стороне мусульман. Христиане протестуют против запрещения мусульманской символики, а мусульмане — против запрещения христианской. Возникает единый религиозный фронт против светского общества. С другой стороны, христиане всё же понимают, что светскость — это компонент цивилизации, которая веками развивалась именно вокруг христианской религии. И поэтому ревниво относятся к мусульманскому наступлению на современную Европу, сколь бы ни была она секулярной и «безнравственной».

 В какую сторону сдвинется это соотношение сил — покажет время. В любом случае понятно, что Европа сейчас стоит на пороге больших перемен. И минареты — это вопрос не градостроительный, а цивилизационный, который к тому же едва ли может быть сведён к простому противостоянию двух культур. Здесь переплетаются сотни процессов.

"Частный корреспондент", 7 декабря 2009 г.