Александр Храмов - Официальный сайт
Цитата
Александр Храмов

Истоки русской национал-демократии

Истоки русской национал-демократии: 1896-1914 годы
Русские национал-демократы в эпоху потрясений: 1914 – начало 1920-ч годов
Антон Чемакин
СПб: Владимир Даль, 2018. – 651; 606 с. – 300 экз.
 
В конце 2000-х гг. в России заговорили о новом политическом течении, которое сочетает идеи русского национализма и антимигрантские лозунги с либеральной и оппозиционной повесткой. Сторонники этого течения, к которым одно время причислял себя сам Алексей Навальный, получили известность как национал-демократы. Наиболее громким проявлением публичной активности национал-демократов стала проведенная в 2011 году  кампания «Хватит кормить Кавказ», направленная против федеральных дотаций северокавказским республикам. Национал-демократы успели поучаствовать в массовых протестных акциях зимы 2011-2012 гг., а затем трижды безуспешно пытались зарегистрировать Национально-демократическую партию. В 2014 году, когда началась война на Украине, русский национализм как организованное движение фактически прекратил существование в результате внутренних расколов и репрессий со стороны властей. Вместе с этим пошел на спад и интерес к национал-демократии –  прививать демократические ценности русскому национализму стало невозможно за отсутствием оного, а Навальный предпочел дистанцироваться от националистического бэкграунда и свернул в общеоппозиционное русло.  
 
В отличие от остальной Восточной Европы, где выступления за демократические реформы довольно часто приобретают националистический окрас (вспомнить хотя бы Украину), в России подобное сочетание идей до сих пор выглядит непривычно. Поэтому национал-демократическая идеология была воспринята многими комментаторами 2000-х гг. как экзотический новодел, состряпанный на скорую руку кремлевскими (или оранжевыми – тут мнения расходились) политтехнологами. Но, как показал молодой питерский историк Антон Чемакин (СПбГУ), история национал-демократического движения в России насчитывает уже больше ста лет, имея при этом удивительное свойство повторять саму себя. Так же, как и современных национал-демократов, их дореволюционных предшественников критиковали и слева, и справа за попытки совместить несовместимое. Подобно современному российскому Минюсту власти Российской империи не позволили зарегистрировать национал-демократам собственную партию. Наконец, начавшаяся в 1914 году Первая мировая война фактически похоронила национал-демократическое направление, а его бывшие участники разбежались по разным политическим лагерям и, в конце концов, кончили жизнь или в ходе Гражданской войны, или в эмиграции.       
 
До появления двухтомной монографии Чемакина русские дореволюционные национал-демократы ни разу не становились предметом специального исторического исследования. Всё внимание историков правого движения было приковано либо к черносотенным монархическим организациями, либо к Всероссийскому национальному союзу (ВНС). Первые, напомним, не были националистами в строгом смысле слова и выступали скорее в качестве ультра-охранителей и поборников неограниченного самодержавия. Настоящими националистами были члены ВНС, созданного под патронажем Петра Столыпина. Они сосредоточились преимущественно на «инородческом» (польском, еврейском и др.) вопросе, который особенно остро стоял в Западном крае, где и базировалась основная масса сторонников этой партии. Но, как показывает Чемакин, на правом фланге существовала (вернее, зарождалась) и третья, незаслуженно забытая историками сила - национал-демократы. Они выступали в качестве конкурентов ВНС, пытаясь создать собственную версию русского национализма, менее ксенофобскую и более реформистскую и социально ориентированную. 
 
Первый том монографии посвящен идейным предшественникам русских национал-демократов, а также начальному этапу развития этого направления, который предшествовал переходу к партстроительству весной 1914 года. Как и в случае ВНС, русская национал-демократия зародилась не в столицах, а на периферии русского мира, там, где из-за смешанного национального состава борьба за русскую идентичность приобретала особую актуальность. С польской Национально-демократической партии, возникшей в Привислинском крае в 1897 году, и Украинской национально-демократической партией, созданной во Львове в 1899 году, русских национал-демократов объединяло лишь самоназвание. Чемакин показывает, что в идейном плане русская национал-демократия восходит к двум другим славянским партиям Австро-Венгрии – Чешской национально-социальной партии во главе с Вацлавом Клофачом и союзной ей Русской народной партии (РНП), действовавшей в Галиции. РНП, преобразованная в 1909 году в Русскую народную организацию (РНО), боролась одновременно против польского влияния и украинского национализма, отстаивая русский язык и, по словам ее сторонников, «культурно-национальную связь Прикарпатской Руси с остальным русским миром», «стоя непоколебимо на почве русского национализма» (т. 1, с. 114).     
 
Аристократия в Галиции была польской, так что деятели РНО волей-неволей были вынуждены опираться на крестьян, ремесленников, сельских учителей и священников. Поэтому русский национализм в программе «русских галичан» органически сочетался с борьбой за политические и экономические интересы широких народных масс, фактически – с умеренным социализмом. Именно эту модель – уже на почву Российской империи – попытались перенести общественные деятели, именовавшие себя русскими национал-демократами. В частности, активным пропагандистом этой идеологии в Санкт-Петербурге стал выходец из Галиции Дмитрий Вергун, обозреватель «Нового времени», а также другие участники славянского движения, тесно взаимодействовавшие с РНО и национал-социалистами Клофача. Именно Вергун стал составителем и автором нашумевшего общественно-политического сборника «Ладо» (1911), который, как гласил его подзаголовок, был посвящен «нарождающейся русской национал-демократии». Скрещенные молот и перо – эмблема чешских национал-социалистов – перекочевала на грудь трехглавого орла, украсившего титульную страницу этого сборника.    
 
Собственно, издание «Ладо», который многие современники ставили в один ряд с легендарными «Вехами» (1909), и стало одной из наиболее громких акций русских национал-демократов. Чемакин подробно останавливается как на подготовке этого сборника, так и на откликах, которые он получил. Между прочим, сборник упоминался даже в ходе думских прений – лидер кадетов Павел Милюков с трибуны Думы обвинил авторов «Ладо», в число которых вошел и один лидеров ВНС граф Владимир Бобринский, в попытке присвоить пункты кадетской программы, чтобы создать у простонародья, интеллигенции и интеллигенции иллюзию, будто «русский национализм может основываться на прогрессивных началах» (т. 1, с. 367). Но, вопреки обвинениям Милюкова, национал-демократия была не просто тактической уловкой околоправительственных националистов из ВНС, а новым идейно-политическим течением, последователей которого не устраивали ни безнациональность кадетов и интернационализм левых партий, ни реакционность и лоялизм традиционных правых.
 
«Современный национализм есть понятие и явление демократическое (народное). Он возник для народа и должен протекать в широком русле народной жизни» (т.1, с. 360), писал друг Вергуна, полковник Михаил Балясный, один из авторов «Ладо». Он и другие национал-демократы критиковали деятелей ВНС за то, что те представляли интересы лишь чиновников и крупных землевладельцев, забывая о нуждах крестьянства и рабочих. Как писал публицист Николай Пештич в программной статье «Как мы понимаем задачи русской национал-демократии» (1914), государство должно быть не только национальным, но и «демократическим, то есть служить не отдельным классам, а всему народу, его трудовым слоям в стремлении к их благу» (т.1, с. 450). Примерно на тех же позициях стояли и другие сторонники национал-демократии, чью деятельность анализирует Чемакин. Среди них можно упомянуть, в частности, внештатного сотрудника «Нового времени»,  знакомого Вергуна, киевского профессора-агронома Тимофея Локотя, в I Государственной думе входившего во фракцию трудовиков, а затем эволюционировавшего в сторону национализма. В Москве партию под названием «Русские национал-демократы» в начале 1910-х гг. пыталась создать группа типографских рабочих, там же действовал идейно близкий кружок, именовавший себя партией «Русские национальные националисты». Обе эти группы попали в разработку Охранного отделения и подверглись репрессиям. Чемакин освещает их работу на основе архивных материалов следствия – вообще архивные источники в монографии используются очень активно. 
 
В 1912-1914 гг. движение национал-демократов достигает своей высшей точки. У него появляется спонсор, предприниматель Александр Гарязин, бывший деятель петербургского отдела ВНС, изгнанный оттуда за излишнюю оппозиционность, а также представители в Думе – так называемая «Независимая группа», состоящая из казачьих и крестьянских депутатов во главе с Михаилом Карауловым, экстравагантным депутатом от Терского казачества. Печатным органом направления становится издаваемый Гарязиным популярной еженедельник «Дым отечества», известный, среди прочего, поддержкой Григория Распутина. Постоянные авторы этого еженедельника и члены «Независимой группы» весной 1914 года объявляют о создании Имперской народной партии (ИНП). Эту партию можно считать первой (и единственной) серьезной организационной структурой национал-демократов в дореволюционной России. Впрочем, и она была весьма немногочисленной: по разным причинам к ИНП присоединились далеко не все тогдашние национал-демократы, а ее численность едва ли превышала 40-50 человек, из которых треть были депутатами Госдумы из фракции Караулова (т. 2, с. 55).
 
Деятели ИНП выступали за «признание России государством национально-русским, единым и неделимым», «признание за русским языком и русской культурой господствующего в империи положения» (т. 2, с. 37), агитируя за перевод всех государственных учреждений окраин, а также судов и школ (кроме начальной) на русский язык как основной.  При этом они высказывались за свободное использование местных языков в быту и культуре, критикуя эксцессы русификации вроде борьбы с польскими вывесками. В отличие от ВНС и черносотенных союзов, члены ИНП сознательно избегали любых проявлений антисемитизма, боясь дискредитировать себя в глазах интеллигенции. «Будучи национально-русским, государство может и должно стремиться быть воплощением высшей справедливости. Оно охраняет личную свободу граждан, невзирая на национальности», - отмечал член ИНП Пештич (т. 2, с. 148). Во внешней политике ИНП проповедовала ирредентизм по отношению к русскому населению Австро-Венгрии, что неудивительно, учитывая галицийские корни русской национал-демократии. В то же время в программе ИНП уделялось большое внимание социальным вопросам – национал-демократы агитировали за свободу профсоюзов и экономических стачек, сокращение рабочего дня, установление коллективных договоров, расширение крестьянского и казачьего землепользования. Национал-демократы были безусловными сторонниками Манифеста 17 октября 1905 года, высказываясь за «представительную демократическую монархию» и широкое местное самоуправление. 
 
В мае 1914 года Санкт-Петербургское городское присутствие по делам об обществах отказалось зарегистрировать ИНП, это решение осталось в силе, несмотря на попытки обжаловать его в Правительствующем сенате. В июле началась Первая мировая война, и меценат Гарязин принимает решение закрыть еженедельник «Дым отечества», служивший основной трибуной национал-демократов. ИНП быстро распадается, ее лидер, депутат Караулов, смещается влево и становится активным участником Февральской революции, а затем первым выборным атаманом Терского казачьего войска. В декабре 1917 года он погибает на станции Прохладная от рук пьяных солдат, возвращавшихся с фронта. Гарязин в 1918 году становится жертвой красного террора. Вергун и Локоть эмигрируют. Полковник Балясный присоединяется к белогвардейским силам Юга России, дальнейшая его судьба неизвестна. На территориях, контролируемых Белой армией и затем в эмигрантских кругах возникают карликовых национально-демократических организаций, вроде Русской Национально-демократической крестьянской партии, созданной адвокатом и журналистом Евгением Ефимовским в Праге, но ни одна из них не получает серьезного развития.     
 
По сути, дореволюционная русская национал-демократия осталась пустоцветом, нереализованным проектом, причем проект этот уже изначально имел много изъянов. Как считает Чемакин, «желание копировать “сельский” опыт Галичины, очевидно, сыграло с русскими национал-демократами 1910-х годов злую шутку» (т.2, с. 505). По его мнению, русское крестьянство, на которое планировали сделать ставку национал-демократы, не было восприимчиво к идеям демократического национализма: крайне левые, вроде эсеров, отвечали его чаяниям гораздо больше. Скорее, национал-демократам следовало бы ориентироваться на городскую интеллигенцию, служащих и квалифицированных рабочих. Но развернуть широкую политическую активность среди этих слоев они так и не успели. Так или иначе, в русских национал-демократах 1910-х годов можно разглядеть намек на то, к чему бы могла придти партийная система Российской империи, сложись история этого государства несколько иначе. Вполне возможно, судьба национал-демократии в современной России окажется столь же безрадостной, как и 100 лет назад, хотя исторические аналогии – это слишком шаткое основание для политических прогнозов. 
 
 
Храмов А. Неприкосновенный запас. 2018. № 5. С. 302-306.