Книга филолога и профессора РГГУ Сергея Зенкина посвящена изложению развитию теории сакрального, которая была сформулирована в начале XX века французским социологом Эмилем Дюркгеймом под влиянием британского библеиста Уильяма Робертсона Смита. Вскоре после этого понятие сакрального завоевало широкую популярность у представителей самых разных гуманитарных дисциплин. На страницах своей монографии Зенкин рассказывает, какую роль оно играло в концепциях этнографа Марселя Мосса, теолога Рудольфа Отто, философа Жоржа Батая, литературоведа Рене Жирара и многих других. Как специалист по французской культуре, особое внимание Зенкин уделяет франкоязычным теоретикам, труды которых внесли, пожалуй, наиболее весомый вклад в разработку теории сакрального.

Название книги Зенкина кажется парадоксальным лишь на первый взгляд. В действительности, сакральное изначально разрабатывалось как «небожественное»: Дюркгейм и его ученик Мосс «доказывали независимость представлений о сакральном от веры в богов – в частности, у Мосса ярким проявлением сакрального выступал потлач, чисто человеческое действие, где не присутствуют никакие божества». Сакральное, согласно его теоретикам, является первичным социальным фактом, который предшествует религии и продолжает существовать после ее исчезновения в современном мире: «религия может исчезнуть, сакральное - нет». Сфера сакрального, инородного по отношению к мирскому и повседневному, представляет собой фундаментальный факт любого человеческого общества. 

Поскольку сакральное не только вездесуще, но и амбивалентно (в нем сочетаются священное и нечистое), рассуждать о нем можно практически в любом контексте. Жорж Батай, один из основных героев книги Зенкина, находит сакральное в воинственной инородности фашистских штурмовых отрядов, а сам Зенкин видит его в молнии, ослепившей машиниста в рассказе Андрея Платонова.  Экскременты, монарх, узники концлагерей, Бог, армия, козел отпущения,  СССР – всё это множество по-своему особых и исключительных сущностей фигурирует на страницах книги в связи с изложением концепций сакрального.  «Советский Союз, живущий в экономической изоляции» … играл «характерно сакральную роль кромешного мира». Создается ощущение, что сакральное можно найти чуть ли не в любой бинарной системе, состоящей из двух противопоставленных элементов.

Чем шире используется какое-либо понятие, тем менее содержательным оно становится. Это относится и к сакральному, которое, как следует из изложения Зенкина, постепенно превращается из аналитической категории в фигуру речи. Однако самый важный изъян теории сакрального, который Зенкин затронул лишь вскользь, в связи с взглядами Эммануэля Левинаса,  заключается в ее редукционизме.  Сведение религии к сакральному – «открытие капитальной теоретической значимости, оно полностью переворачивает обычное понимание религии, которое господствует на Западе из-за огромного культурного веса, каким обладает иудеохристианская теология» , цитирует Зенкин  Хосе А.  Прадеса, социолога из Квебекского университета. Вопрос лишь в том, в чьих интересах такое сведение? Какова «генеалогия» сакрального как категории гуманитарного знания?

Изобретение «сакрального»  было частью процесса секуляризации: неслучайно появление этого понятия совпало с кризисом церковных институтов в Европе. Раньше в качестве экспертов в религиозных вопросах выступали теологи и служители церкви, так как считалось, что христианство, «религия религий», может быть понято лишь из Божественного откровения. Когда же всё своеобразие религиозного опыта, начиная тотемизмом и заканчивая христианством, было редуцировано к единой сакральной матрице,  с которой следует оперировать методами социологии, то роль экспертов автоматически перешла к ученым-гуманитариям. «С научной точки зрения, боги и духи суть фикции, которыми люди пытаются объяснить свои переживания сакрального; и тогда изучать небожественное сакральное – значит изучать невыдуманное сакральное, действительно существующее в нашей социальной и психической жизни», пишет Зенкин.

Проблема в том, что сакральное тоже было «выдумано» - Дюркгеймом, Моссом, Батаем – всеми теми, о ком Зенкин рассказывает в своей книге. «Сакральное» чем-то напоминает «Восток», который придумали ориенталисты, чтобы командовать «восточными людьми». Зенкин пишет о туземном словечке «мана»: его «грамматическая поливалентность  указывала на то, что мана по своей природе плохо поддается рациональной концептуализации». Однако это не помешало европейским антропологам сконструировать на основе «маны» целый ряд теорий относительно туземной магии и религии. По схожей схеме было придумано и сакральное, в результате чего, как отмечает Левинас, библейский монотеизм оказался сведенным к уровню «примитивных верований, в которых современные ученые хотят видеть исток всякой религии». Такая редукция облегчает жизнь ученым-гуманитариям, но значит ли это, что небожественное сакральное и невыдуманное сакральное – одно и то же?

20 февраля 2013 года, "Независимая газета"